10 ноября 1910 года Лев Николаевич Толстой безмолвно оставил Ясную Поляну, ставшую ему домом на протяжении большей части жизни. Этот шаг стал кульминацией многолетних душевных исканий: желания следовать духовным принципам, освободиться от материальных ценностей и обыденных условностей. Поступок литератора вызвал семейный разлад: для одних он символизировал обретение свободы, для других — измену устоявшемуся порядку. 
10 ноября 1910 года: прощание с Ясной Поляной
Отъезд Толстого из родового поместья не стал спонтанным жестом. Это было осознанное решение, завершившее долгий путь к внутренней свободе — жизни без имущества и мирских соблазнов. Последние дни писателя олицетворяли конфликт между нравственными идеалами и реальностью, в которой он существовал десятилетиями.
Хроника событий
Весна–лето 1910 года
В доме Толстых усиливалось напряжение. Мастер слова стремился к простоте и отречению от владения имуществом. Он намеревался передать свои труды в общественное достояние, отказаться от авторских отчислений и состояния. Софья Андреевна решительно возражала, беспокоясь о благополучии потомков и считая, что супруг разрушает семейные узы.
В этот период рядом с литератором всё чаще появлялся Владимир Чертков — главный последователь его идей. Супруга болезненно реагировала на их общение, отмечая в дневнике: «Он украл душу моего мужа».
Летом Чертков поселился неподалёку, и Толстой тайно назначил его душеприказчиком. Супруга догадывалась об этом, что усугубляло её тревогу.
Сентябрь–октябрь 1910 года
В личных записях появились строки: «Порой думаю — уйти ото всех», «Невыносимо в этом доме безумия». Автор ощущал истощение и приближение завершения земного пути, мечтая об уединённой кончине.
Ночь на 28 октября (10 ноября) 1910 года
Толстой окончательно утвердился в решении. Около трёх ночи он разбудил лекаря Маковицкого со словами: «Отправляюсь в путь. Вы сопроводите меня». Писатель велел не тревожить супругу. На столе осталось прощальное послание с благодарностью за 48 совместных лет и просьбой не искать его. Покинув усадьбу, он направился к железнодорожной станции.
28–29 октября (10–11 ноября)
Литератор занял место в вагоне третьего класса. От табачного дыма он подолгу стоял на открытой площадке. Врач позже утверждал, что именно это стало причиной развившейся пневмании. Первым пунктом назначения стала Оптина пустынь, где Толстой надеялся встретиться со старцем Иосифом. Не застав его, он отбыл в Шамордино к сестре-монахине, затем — в сторону Ростова.
31 октября (13 ноября) 1910 года
Ухудшение состояния заставило прервать поездку на станции Астапово. Начальник вокзала предоставил личные покои. Здесь собрались родные, Владимир Чертков, духовенство и журналисты. Доступ к больному строго ограничили, Софью Андреевну долго не допускали к мужу, и она в отчаянии бродила у окон.
6 ноября (19 ноября) 1910 года
Писатель находился в критическом состоянии, повторяя: «Нужно бежать… куда угодно». Когда он уснул, супруге наконец разрешили войти.
7 ноября (20 ноября) 1910 года
Лев Николаевич Толстой скончался в доме начальника станции.
Причины ухода и внутренние противоречия
Прощание с Ясной Поляной стало точкой, к которой супруги шли десятилетиями. Их брак сочетал глубокую привязанность и непрекращающуюся борьбу между разными жизненными концепциями.
Софья Андреевна посвятила себя семье: воспитание 13 детей, управление хозяйством, переписывание черновиков, дела имения. Ночная работа над рукописями, включая многократные переписывания, отнимала последние силы. Её существование было безраздельно подчинено мужу.
Ещё до бракосочетания, познакомившись с откровенными дневниками жениха, она вышла замуж со слёзами. Это предопределило её роль: быть рядом с гением, но вне его духовного мира.
После шестых родов медики запретили новые беременности, однако Толстой настаивал на продолжении рода. Подчиняясь воле мужа, она пережила смерть нескольких детей. Кончина семилетнего Ванечки стала переломной — дом перестал объединять семью. В её записях появилась фраза: «Мой Ванечка умер… Как же я осталась жива?». С тех пор в ней укрепилась изнуряющая усталость, а в писателе — жажда перемен.
Его новые этические принципы основывались на простоте, труде, братской любви и аскетизме. Для супруги это звучало как отрицание всего совместно прожитого. В её словах: «Мне позволено есть и молчать. Но думать самостоятельно, любить то, что избрано сердцем — запрещено», — отразилась глубина непонимания. Сам же Толстой чувствовал, что духовно гибнет в этих стенах.
В 1906 году Софья Андреевна оказалась на грани жизни из-за гнойного воспаления. Писатель возражал против операции, видя в смерти «торжественный акт освобождения души». Лишь вмешательство медиков спасло её, но отношения оказались необратимо повреждены.
В последние годы супруга переживала мучительную ревность и страх потери. Сам литератор ощущал себя загнанным зверем. За несколько суток до отъезда он писал о невозможности дышать в домашней атмосфере.
Восприятие ухода в семье
Писатель и исследователь Павел Басинский отмечает невозможность однозначно определить виновных в происшедшем. Как говорится в дневнике Софьи Андреевны: «Случившееся останется непостижимым навсегда».
Трагедия Софьи Андреевны
Почти полвека она служила мужу как жена, мать, секретарь и хозяйка. Их жизнь соединила любовь, созидательный труд и горькие разногласия. Уход мужа она встретила измученной болезнями и тревогами. Для неё семья оставалась оплотом и смыслом, тогда как Толстой жаждал искоренить ложный блеск положения и собственность. Непонимание привело её к мысли, что муж покинул именно её.
Позиция детей
Старшие дети пытались соблюсти баланс между страданиями матери и духовными исканиями отца. Младшая дочь Саша стала единомышленницей Толстого, посредником между ним и учениками.
Роль Черткова
Владимир Чертков воспринимал себя хранителем нравственных основ писателя. Для Софьи Андреевны он стал духовным похитителем супруга. Сами же мысли об уходе посещали Толстого давно — ещё в 1884 году он попытался уйти с дорожным мешком, но был возвращён домочадцами.
